Сегодня я впервые провожал и отпускал человека, которого безгранично люблю. Это было самое трудное испытание из всех, что я когда-либо проходил в своей жизни. Обычно всегда приходилось уезжать мне, и если честно это совершенно другие эмоции, другие чувства, притупленная паника. Потому что ты садишься в поезд, последний раз обнимаешь родные плечи и единственное, что свербит внутри, так это... немой вопрос: когда случится наша следующая встреча?! Ловишь глазами убегающие вслед за поездом провода и макушки деревьев и почти не чувствуешь тоски, зная, что увидимся мы вновь так или иначе, просто должно пройти определенное количество времени. Никогда, если честно, не думал, что провожать человека, которого хочется обнять и держать рядом с собой у сердца всю вечность... это так больно. Одна и та же музыка, играющая на вокзале в момент прибытия и отправления поездов, кажется, в миг встречи самым лучшим рингтоном твоей жизни и самой смертельной сонатой, когда ты видишь спину любимой кровинки, скрывающуюся в недрах пыхтящего поезда. В такую отчаянную минуту собственной жизни, мне хотелось бросить собственные вещи, оттолкнуть улыбчивую проводницу в сторону, что с радостью принимает и проверяет билеты у гостей города, и побежать вперёд, в чистый и тёплый салон поезда, чтобы выхватить за руку удаляющуюся фигурку и потащить обратно с сорванным шепотом: к чёрту, я и мой город тебя не отпустят! Но... в этот краткий миг отчаянно понимаешь, что так рвется лишь твоё сознание, что на самом деле побежать и вытащить из вагона к себе в объятия ты не можешь, потому что есть настоящий мир, эта чёртова реальность и осознание того, что это твой город, а не того, кого ты так сильно всем сердцем любишь. Что насильно удерживать никогда нельзя, что там за сотни километров от меня у неё есть другая семья, свой уют, быт. Нельзя просто поддаться этому мимолетному порыву и сыграть на волне собственного эгоизма, потому что любовь это не только всепрощение, терпение и огромный труд, но ещё и понимание, принятие ситуации такой, какая она есть. Пускай не полностью, потому что я вряд ли смогу пережить поездки из города в город, встречи и расставания всю свою жизнь, но всё-таки на часть. И именно это понимание заставляет меня крепко сжать ручки собственной походной сумки, вцепиться взглядом за родной профиль, неспешно передвигающийся по салону с минуты на минуту отправляющегося поезда и плотно сжать губы, заставляя ноги идти по платформе, наблюдая за тем какое же место досталось любимому человеку в обратный путь. А потом я слышу как легко закрываются двери поезда, вижу как платформа заметно пустеет и рядом со мной остаётся только мужчина, провожающий свою женщину так же в долгий путь, и я замираю, слыша как объявляют по громкой связи об отправке поезда, какого-то там номера, в какое-то там время и я не помню какое это было время и какой у неё был поезд, потому что в висках теперь уже кипит кровь, тело чувствует боль, стремительно нарастающую и сносящую все преграды вытроенные терпением, сердце сжимается до размера высохшей горошины и когда я вижу, как тот начинает своё плавное движение по рельсам в сторону другого города, я не сдерживаюсь и даю волю горячим слезам, в миг ошпаривающие кожу дорожками понимания. Да-да, того самого понимания ситуации, что исправить ничего нельзя, вытащить из вагона в последнюю минуту перед отправкой тоже, и остается вот так вот стоять, прижав ладонь в перчатке к губам, стараясь плакать бесшумно. Почему так? Да потому что рядом стоящий мужчина, старательно пытается унять дрожь в руках и сумбурно что-то набирает в телефоне, а по щекам его текут слёзы. Такие же как и у меня: горячие, отчаянные. Казалось бы, мужчины не плачут, а я давал себе установку перед приездом любимого мне человека не быть тряпкой позорной и не позволять себе слабостей, но... Расставание не спрашивает мужчина ты или женщина, километрам всё равно, хочешь ты казаться сильным или нет. Боль при разлуке одинаково сильна в своём действии у всех. Я делаю шаг назад, видя как поезд превратился в маленькую точку, стремительно удаляющуюся в другой город и отдаюсь истерике полностью, видя замутненным взглядом то, как молча мне кивает переживающий незнакомый человек такие же эмоции как и я, нервно сжимая телефон динамиком у собственного покрасневшего уха. У меня, наверное, в тот самый миг были красные глаза и такие же щёки в цвет разнервничавшегося мужчины и его ушей, я тогда старательно не замечал как с поддержкой и пониманием смотрят на меня полицейские и оставшиеся проводницы на вокзале. Мне было всё равно. Не разбирая дороги и идя слепо по памяти, я позвонил тогда Блейну и просто попросил его говорить мне что-нибудь. Любую ерунду, лишь бы забыться, лишь бы не потерять себя в этой боли окончательно. Он что-то рассказывал мне, а я глотал слова и отчаянно материл эту чёртову музыку на вокзале, в честь прибытия и отправки поездов. Потом я плакал и смеялся, ещё долго пытался придти в себя возвращаясь домой. Сейчас я пишу это с похожими эмоциями что были на вокзале. Боль немного поутихла, но мне всё так же хреново. Словно бы отправляя дорогого тебе человека домой, ты отрываешь собственное сердце и отдаёшь ему, а себе не оставляешь ничего, кроме одиночества, горечи и чувства неполноценности, которое потом затрёт время. Потому что оно ни черта не лечит, а просто затирает рваные раны эмоций, перебинтовывает однотипностью будней, словно бы зная, что потом я осознанно буду снова их вскрывать новыми встречами и расставаниями. Будет радость и боль, слёзы и улыбки. Будет всегда так, пока есть это грёбаное расстояние. Не знаю, станет ли мне скоро легче, но могу с уверенностью сказать одно: любимые люди в конечном итоге должны жить вместе. Потому что либо расстояние убивает, либо его лечат встречей, которая станет последней. Нельзя всю жизнь отпускать, чтобы увидеть снова. Сердце не сможет, оно не железное. Любимые люди должны быть вместе.